На своих страницах журнал «Клинок» регулярно знакомит читателей с новыми именами украинских мастеров-ножовщиков, стремящихся своим творчеством возвысить искусство изготовления клинка до уровня одного из элементов национальной культуры.
Среди них встречаются и мастера, изготавливающие образцы клинковых изделий, существовавших в далеком прошлом, но которые и теперь не утратили своей практической и эстетической функции. При их производстве, как и прежде, используется ручной труд в минимально оборудованной кузнице, исторически сложившиеся технологии и приемы декоративного оформления. И, как и прежде, эти клинки остаются знаковым предметом в той или иной национальной культуре.
Одним из таких образцов является традиционный среднеазиатский нож – пчак.
Пчак – не просто функциональный предмет хозяйственно-бытового назначения. Этот нож окружен народными поверьями и преданиями. С давних пор он является показателем социального статуса своего владельца, став непременным атрибутом традиционного национального костюма.
Как и сотни лет назад, азиатские пчаки делают кузнецы-ножовщики (узб. пичекчи), с раннего детства обучающиеся этому ремеслу. Профессия пичекчи передается в роду кузнецов из поколения в поколение, являясь семейным ремеслом.
Посетителям выставки «Мастер Клинок 2006» была предоставлена уникальная возможность познакомится с творчеством одного из таких пичекчи – узбекский мастер Мамиржон Мухамадазизович Саидахунов демонстрировал традиционные узбекские ножи, вызывавшие интерес своим экзотическим видом и историческим колоритом.
Мастер Мамиржон любезно согласился ответить на вопросы корреспондента журнала «Клинок»...
– Корр. Мамиржон, расскажите немного о себе.
– М. Я родился в 1978 году в городе Шахрихане. Когда мне исполнилось шесть лет, родители, следуя обычаю, отдали меня на воспитание моему дяде, у которого в то время не было детей. Младший брат моей мамы – Олим Мамадалиевич Хамракулов – стал моим Учителем. Мои предки по материнской линии из поколения в поколение наследовали профессию ножовщика. Пичакчи Олим продолжил эту семейную традицию и в его доме, среди его учеников, я провел свое детство и юность. Дядя воспитывал меня, как сына. И для меня с детства не существовало профессии более притягательной, чем пичакчи.
Но мой отец, со стороны которого все родственники из поколения в поколение становились учеными-книжниками, – хотел, чтобы я стал муллой. Я учился в общеобразовательной школе и одновременно, вечерами, в медресе, открытом при мечети. В медресе я получал знания по богословию. Кстати, в этом исламском учебном заведении не бывает каникул. Поэтому и летом я так же, как и другие ученики, днем помогал своему дяде в мастерской, а вечерами изучал арабский язык, учил Коран, слушал лекции преподавателей.
Муллой я не стал, хотя все эти науки постигал одним из первых среди своих сверстников. Наверное, слишком много вопросов задавал учителям богословия, а им это не нравилось. Но укрепившаяся в эти годы вера и полученные духовные знания до сих пор помогают преодолевать жизненные трудности.
– Корр. Как происходило обучение профессии пичакчи?
– М. Обучение было традиционным, как это осуществлялось в Узбекистане на протяжении веков. Сейчас, оглядываясь назад, я вижу, что эта методика не отличается от ученичества, скажем, у какого-нибудь японского мастера. Сюжеты на эту тему описаны в многочисленных книгах и присутствуют в фильмах о восточных единоборствах. Нетерпеливыми современными читателями и зрителями – желающими получать конечный результат немедленно – подобная информация воспринимается на уровне мифа или, в лучшем случае, как экзотика. Но обучение настоящему мастерству действительно растягивается на многие годы. От прихода в мастерскую наставника самым младшим учеником и до факта признания мастером профессиональной самодостаточности своего подмастерья может пройти десять и более лет!
Когда мастер видит, что обучение завершилось, он на некоторое время отходит от дел, молчаливо давая понять ученику, что тот способен самостоятельно управлять всем процессом в мастерской. После такого испытания поверивший в свои силы ученик решается просить разрешение на открытие собственной мастерской.
Получив от своего наставника согласие, ученик самостоятельно изготавливает горн и возводит стены своей мастерской. Чаще всего это строительство происходит на выделенном участке земли в городском квартале, где компактно проживают и работают представители данной профессии. Например, в Шахрихане вдоль берега реки протянулась Темирчи-топи (улица кузнецов). На ней расположено около ста частных ремесленных мастерских пичакчи и кузниц. Это своего рода цеховое объединение ремесленников, уходящее своими корнями в средневековье.
Появление нового мастера – большой и многолюдный праздник, не менее важный, чем свадьба. Учитель приглашает всех мастеров города посетить в назначенный день новую мастерскую. Он же зажигает первый огонь в новом горне у своего, теперь уже бывшего ученика. Во время этого действа произносится ритуальное благопожелание: «Огонь никогда не должен гаснуть в этой мастерской!»
…Когда я был совсем маленьким – подметал и прибирал в кузнице и мастерской. Немного подрос – и мне поручили подготавливать уголь – измельчать его перед помещением в горн.
Следующим этапом обучения стало изготовление мелких заготовок для рукоятей – заклепок, плашек и т.п. Эти заготовки брали в работу старшие ученики, собиравшие рукояти пчаков.
Незаметно я и сам оказался среди старших учеников, работой которых управлял подмастерье – самый опытный ученик.
Настало время – стал подмастерьем, а вот «официально признанным» в своем городе мастером я так и не стал. Когда обратился к Учителю с просьбой о постройке своей мастерской – пичекчи Олим сказал: «Ты мой сын и это твоя мастерская». В ней я стал работать самостоятельно.
– Корр. Сколько человек работает в подобной мастерской?
– М. Когда я стал подмастерьем, в нашей мастерской работало еще шесть учеников. Да и сам мастер Олим трудился, не покладая рук – ему нравится эта работа, ставшая частью его жизни!
– Корр. Какие кузнечные технологии используются в Узбекистане для изготовления клинков?
– М. С возможностью использования для клинков ножей качественной стали в Узбекистане всегда существовали трудности. Поэтому чаще всего в перековку идет железный лом, хотя бы близко напоминающий сталь. В процессе изготовления пчака такие клинки могут подвергаться поверхностной цементации. Для этого Клинок засыпают стружкой из костных остатков рогов и копыт животных, и помещают на некоторое время в горн со слабым огнем. Эта технологическая операция науглероживания клинка увеличивает цену готовых ножей, которые изготавливаются в этом случае чаще всего на заказ. Массовая продукция – ножи, использующиеся в хозяйстве ежедневно – имеют клинки среднего качества и в процессе работы примерно каждые четверть часа их правят несколькими привычными движениями о край пиалы или используя другой подходящий предмет.
Более дорогими являются трехслойные (ламинированные) клинки: тонкая стальная пластина в центре пакета, становящаяся лезвием, сваривается кузнечной сваркой с железными боковыми накладками, повышающими прочность клинка.
Изготавливаются также клинки из дамаска. По типу своего рисунка, образующегося после травления, такие клинки чаще всего относятся к «дикому» дамаску. Пчаки с клинками из дамаска всегда ценились очень высоко и заказывались для подарка, в особых случаях.
Старые мастера использовали и технологию плавки стали с последующим медленным охлаждением вместе с печью, получая булатный слиток. Я сам был свидетелем такой плавки, суть которой я понял лишь сейчас, познакомившись на страницах журнала «Клинок» с опытами харьковского мастера Василия Фурсы.
Когда мне было восемь лет, мой Учитель и еще один пичакчи соорудили подобную земляную плавильную печь. Ее загрузили плотно утрамбованной металлической стружкой, находящейся в керамическом огнеупорном тигле, который сами и вылепили из шамотной глины, и древесным углем. Плавка и остывание печи длились более суток, после чего мастера многократно проковывали слиток, деформируя и уплотняя его. Затем они разрубили его пополам, разделив между собой, и каждый отковал из своей части два или три клинка. Тогда на возникшие вопросы дядя мне не стал отвечать, вероятно, решил, что я слишком мал, чтобы понять суть работы. А со временем событие это просто забылось. И вот сейчас я с нетерпением жду того момента, когда можно будет поподробнее расспросить об этом Учителя.
Древесный уголь в Узбекистане очень дорогой, вырубаемых лесов мало. Вся земля возделывается или занята садами. Поэтому нет ничего удивительного в том, что плавкой занимались два мастера – «вскладчину» и, видимо, по особому заказу.
Несмотря на то, что булатные клинки в Узбекистане встречаются в основном на старом антикварном оружии, все кузнецы и мастера-ножовщики и сейчас имеют четкое представление о разнице между булатом и дамаском, и свойствах этих материалов.
– Корр. Какие трудности Вам пришлось испытать на своем творческом пути?
– М. Еще в пору ученичества я стремился внести в традиционное изделие что-то свое. Это могло быть небольшое изменение орнамента, украшавшего пчак, или чуть измененная форма самого ножа. Порой, за такой отход от вековых традиций, меня журил мой Учитель.
И все же за годы ученичества изготовление традиционных узбекских ножей прочно утвердилось в моем подсознании на уровне тактильных ощущений. Порой мне казалось, что я могу пчак сделать вслепую – «на ощупь».
Но такая мышечная «зубрежка» имеет и негативную сторону. В школе мне нравились уроки истории древнего мира и средневековья. Я представлял героев минувших эпох и их оружие. Чтобы узнать об этом больше – читал книги и внимательно рассматривал помещенные в них иллюстрации, посещал музеи, где смог увидеть образцы старинного оружия.
Когда начал работать самостоятельно, захотелось делать восточные сабли, кинжалы. Но за что бы я ни принимался, в конечном итоге выходило нечто, хотя и отдаленно, но все же имевшее черты узбекского пчака! Я копировал старое персидское оружие, а орнамент на нем как бы сам собой гравировался наш – «ислими». Я хотел сделать «эксклюзив», а руки выполняли привычную работу!
Понадобилось несколько лет, чтобы разрушить внутри себя это неосознанное стремление к сформировавшемуся за годы ученичества стереотипу. И только оказавшись на украинской земле, работая здесь, почувствовал себя действительно способным изготовить именно то, что задумал.
– Корр. Что привело Вас в Украину?
– М. В Украину я приехал, в общем-то, случайно. Одному украинскому предпринимателю оказался нужен мастер, умеющий гравировать по металлу восточные узоры на блюдах, подносах и другой посуде. Через своих шахриханских знакомых он познакомился со мной и предложил эту работу. Узбекистан – не самая богатая страна, а у меня в это время родился сын, и я был рад возможности такого заработка. Но я и предположить не мог, что навыки пичакчи могут мне пригодиться в Украине.
Осенью 2005 года мне посчастливилось случайно увидеть и купить номер журнала «Клинок» с рассказом о первой киевской выставке «Мастер Клинок» и статьей «Мастер должен творить». В ней рассказывалось об одесском мастере Борисе Абдулаеве. В этом же номере была напечатана и статья Александра Ходаковского «Дамаск без секретов». Я был просто поражен. Оказалось, что в Украине живут и успешно работают классные мастера-ножовщики, развивается целое направление, ориентированное на авторский Клинок, организовываются выставки, на которых мастера экспонируют свои работы!
Из материалов, напечатанных в этом журнале, я понял, что украинские мастера создают не просто функциональные ножи, но и моделируют на их основе целые декоративные композиции, рожденные своей фантазией! Я подспудно мечтал о таком творчестве, но до этого момента не мог осознать, понять свою мечту. Заочное знакомство с украинскими мастерами «открыло мои глаза», стало важной вехой в жизни!
– Корр. Последовали какие-то изменения?..
– М. Прежде всего, я почувствовал, что в Украине я не ограничен канонами традиций и специфической привязанностью к формам ножа консервативно воспитанных покупателей. Я почувствовал свободу подлинного творчества. И немедленно приступил к делу. Сложил горн (первоначально он был оснащен изготовленными мною же ручными мехами), собрал и изготовил необходимый кузнечный инструмент. И начал делать… пчаки. На первых порах нового этапа моего творчества требовалась продукция, которую можно было бы быстро изготовить и реализовать. А кроме этого, я скучал по своей семье, по своему дому. Пчаки для меня сейчас – это и чувство ностальгии по солнечному Узбекистану. Я вспоминаю родину, и перед глазами возникает мир, озаренный солнцем, его равнины и горы, реки, поля и сады…
Мне нравится делать узбекские ножи, рукояти и ножны которых заключены в ярко сияющие в солнечном свете, золоченые металлические обкладки.
Металл для своих первых изделий я находил, посещая пункты сдачи металлолома. Обоймы от подшипников, выплавляемое из утиля олово, латунные чайники и т.п. – этот исходный материал превращался в ножи. Сейчас уже наладились связи с другими мастерами, они подсказывают, где можно приобрести качественный материал, оказывают помощь.
Теперь настало время обратиться к авторскому оружию.
– Корр. Как появились идеи Ваших настольных кабинетных композиций?
– М. Еще в школе я увлекался древнегреческой мифологией, поэтому идея композиции «Золотое руно» пришла из детских воспоминаний и фантазий. Я воспитывался в религиозной семье, и мне запрещали читать подобные книги. Но запретный плод, как известно, сладок…
А идея композиции «Паук» родилась внезапно! Я взглянул на обломок рога «с удачной стороны» и понял, что рог очень похож на пенек дерева. Это и послужило толчком для создания композиции.
Я только начинаю работать в направлении создания авторского оружия, поэтому буду весьма благодарен за любую помощь и добрый совет тем людям, которые уже давно занимаются этим направлением прикладного искусства. В частности, мне очень помогает сотрудничество с В.В. Клименко и В.Г. Шлайфером.
– Корр. Что означает клеймо на Ваших ножах?
– М. Клеймо на клинке или как называют этот знак узбеки – «тамга» – это семейный знак. Его ставят в мастерской моего дяди, и я продолжаю его наносить, уже, наверное, по привычке. Полумесяц – это символ ислама. Он обязательно присутствует на любом азиатском клинке, будь то пчак или сабля. Но в данном случае полумесяц с точкой, находящейся сверху, на арабском означает букву «Н». Назирбек – старший сын Учителя Олима и его инициал занимает в «тамге» центральное место. Три точки и три звездочки – символизируют младших братьев.
О своем личном клейме я всерьез не задумывался, так же как и о том, чтобы стать самостоятельным мастером в Узбекистане. Но, пожалуй, сейчас настало время задуматься над этим вопросом, поскольку в Украине я наконец-то создал свою мастерскую для самостоятельной работы.
– Корр. Каковы Ваши планы на будущее?
– М. Хочу делать новые ножи, участвовать в выставках, общаться с мастерами. Когда я жил в Узбекистане, однажды специально ездил в Бухару, чтобы познакомиться с известным мастером-пичакчи, побывать в его мастерской, увидеть его работы. Хочется таким же образом своими глазами увидеть мастеров-клиночников и их мастерские в Саудовской Аравии и Китае. Когда-то мой прадед бежал со своей семьей из Китая из-за преследования народности уйгуров китайскими властями. Наверное, по этой причине меня привлекает Китай – его культура и самобытное холодное оружие.
Очень хочется представить в Украине узбекских мастеров, сделать так, чтобы и они участвовали в выставках «Мастер Клинок». В Узбекистане есть прекрасные мастера, и заказывать им традиционное ближневосточное оружие приезжают весьма состоятельные заказчики из арабских стран.
– Корр. Что бы Вы пожелали читателям журнала «Клинок»?
– М. Хочется ответить строкой из Корана: «Не падайте духом и не печальтесь, ибо вы обязательно победите, если будете веровать!» (3 : 139).
Беседовал Виктор Кленкин.
Фото из архива мастера.