После этого Том, как говорится, препоясал чресла и приступил к зазубриванию стихов из Библии. Сид еще несколько дней назад выучил свой урок. Том приложил все силы, для того чтобы затвердить наизусть пять стихов, выбрав их из Нагорной проповеди, потому что нигде не нашел стихов короче.
Через полчаса у Тома сложилось довольно смутное представление об уроке, потому что его голова была занята всем, чем угодно, кроме урока, а руки непрерывно двигались, развлекаясь каким-нибудь посторонним делом.
Мэри взяла у него книжку, чтобы выслушать урок, и Том начал спотыкаться, кое-как пробираясь сквозь туман:
— Блаженны... э-э...
— Нищие...
— Да, нищие; блаженны нищие... э-э-э...
— Духом...
— Духом; блаженны нищие духом, ибо их... ибо они...
— Ибо их...
— Ибо их... Блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное. Блаженны плачущие, ибо они... ибо они...
— У...
— Ибо они... э...
— У те...
— Ибо они у те... Ну, я не помню, как там дальше! Блаженны ибо плачущие, ибо они... ибо плачущие... а дальше как? Ей-богу, не знаю! Что же ты не подскажешь, Мэри! Как тебе не стыдно меня дразнить?
— Ах, Том, дурачок ты этакий, вовсе я тебя не дразню, и не думаю, даже. Просто тебе надо как следует выучить все сначала. Ничего, Том, выучишь как-нибудь, а когда выучишь, я тебе подарю одну очень хорошую вещь. Ну, будь же умницей!
— Ладно! А какую вещь, Мэри, ты только скажи?
— Не все ли тебе равно. Раз я сказала, что хорошую, значит, хорошую.
— Ну да уж ты не обманешь. Ладно, я пойду приналягу.
Том приналег – и под двойным давлением любопытства и предстоящей награды приналег с таким воодушевлением, что добился блестящих успехов. За это Мэри подарила ему новенький перочинный ножик с двумя лезвиями ценой в двенадцать с половиной центов; и нахлынувший на Тома восторг потряс его до основания. Правда, ножик совсем не резал, зато это была не какая-нибудь подделка, а настоящий ножик фирмы Барлоу, в чем и заключалось его непостижимое очарование; хотя откуда мальчики Западных штатов взяли, что это грозное оружие можно подделать и что подделка была бы хуже оригинала, совершенно неизвестно и, надо полагать, навсегда останется тайной. Том ухитрился изрезать этим ножиком буфет и уже подбирался к комоду, как его позвали одеваться в воскресную школу.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ТОМА СОЙЕРАМарк Твен, пер. с англ. Н. Дарузес.Изд-во «Художественная Литература», М., 1977 г.
Перочинный нож – мечта любого мальчишки…
Так было в наше время. Хотя называли мы его перочинным не совсем верно. Название «перочинный» говорит само за себя. Оно пришло к нам с тех времен, когда люди писали пером. Перо часто приходилось «чинить», отрезая и подрезая соответствующим образом. Ножик же было бы правильнее называть складным.
Ножик был верным спутником, сопровождал нас в вылазках за пределы двора, помогал на ходу смастерить кораблик, выстругать кинжал или пистолет, а особенно умелые могли вырезать и свисток или дудочку… А еще ножик в детстве был основным атрибутом очень многих игр под общим названием «в ножички».
Игра 1. Земли
Ну что, в «Земли»?… В ответ на ключевой вопрос прочерчивался большой круг, который делился на сектора по количеству участников, разыгрывалось право «первого броска» и очередность последующих, и…
Вперед!!!
Ножик бросался с оговоренной игроками высоты и должен был вонзиться в точку на «территории противника». В случае неудачи попытка считалась «потраченной» и «ход» переходил к следующему игроку. Если же нож втыкался в землю, то через место его падения, параллельно плоскости лезвия, проводилась линия от одной границы этой территории до другой. Близлежащий к бросавшему нож кусочек территории «противника» переходил в его «собственность».
Правила были достаточно жесткими. Если территория, стоя на которой игрок бросал нож, становилась слишком мала и он не мог удержать на ней равновесие, то он выбывал из игры. Бывало, что при последнем броске место оставалось лишь для носка или пятки, а иногда приходилось ставить ступню боком. На оставшемся «неделимом» клочке территории, по договоренности, ножик следовало вонзить несколько раз.
Как это часто бывает, сухое изложение правил не содержит даже намека на те коллизии, которые, бывало, возникали при этом… То линия велась игроком криво, то ножик бросался в нарушение правил, то не соблюдалась очередность броска. Судейство было коллективное, поскольку все хотели быть именно участниками.
Игра 2. В ножички
В этой игре ножик бросался с разной высоты, часто с упора – с ладони, с локтя, с плеча, подбородка и… До каких только сложностей не додумываются игроки в погоне за победой, обуреваемые желанием с помощью своего личного приема, одним махом обыграть друзей-соперников.
К примеру, ножик ставился на внешнюю сторону ладони, пальцем другой руки его придерживали сверху за рукоятку. Необходимо было согласованным движением обоих рук добиться вращения ножика в полете так, чтобы лезвие воткнулось в землю. В зависимости от высоты, с которой бросался нож, варьировалось количество оборотов, которые он совершал перед тем, как вонзиться в землю. Если нож вонзался под углом, то бросок считался «принятым», если между землей и лезвием вблизи рукоятки помещалось два пальца или спичечный коробок (один сантиметр). Эта игра была, пожалуй, самой сложной. Выделиться в ней означало стать непререкаемым авторитетом во всем, что касалось ножика.
Игра 3.Города
Если вы увидите мальчишку, который, не замечая ничего вокруг, методично перемещается по некоей прямой линии, раз за разом взмахом руки посылая в землю нож, то, можете быть уверены, это внешне совершенно бессмысленное занятие – игра в «города».
На разных концах двора каждый из игроков подбирал себе место, подыскивая его по принципу, чем больше камней, тем лучше, рисовал круг, и называлось это гордо – город. Города соединялись линией, на которой с определенным шагом вычерчивались кружочки поменьше – поселки. Движение к другим городам начиналось с того, что в первый, второй и другие «поселки» последовательно втыкался нож. Один поселок – один взмах руки. Иногда к концу дня рука ощутимо ныла. В чужой город вонзить нож следовало раз десять-двадцать. Естественно, что если нож не «встревал» в землю, то ход переходил к другому игроку. Количество нанесенных в город противника «ударов» фиксировалось и их следовало возвратить – отбить город. Теперь их наносил уже хозяин города. Отбивались и поселки. Иногда у игроков бывало несколько городов, которые в течение длинного летнего дня неоднократно переходили из рук в руки.
Ощущение постоянного движения, увеличение или уменьшение своего «достояния», нешуточный азарт «заставляли» нас порой целые дни проводить за этой игрой.
Очень страдали кухонные ножи. Санкции в отношении утащившего его, а потом вернувшего после игры сломанным, бывали ой как суровы. Это приводило к тому, что играть нам приходилось и сварочным электродом. Доходило и до курьезов. Прекрасным инструментарием для игры, прекрасно входящим при сильном замахе практически в любой грунт, был напильник. Но однажды он оказался без рукоятки. А поскольку замахнуться хотелось получше, то рука «попадала» на насечку и кожа по всей внутренней поверхности ладони была содрана. Руку, измазанную йодом «со страшной силой», от матери спрятать не удалось – «махательная» рука по иронии судьбы оказалась той же, которой берут столовую ложку.
* * *
Да, мать вскрикивала при виде порезов, искала йод и бинт и начинала возиться с раной. Отцу же после его прихода с работы предлагалось конфисковать у меня ножик и провести соответствующую воспитательную работу по поводу того, что не надо, не надо и еще раз не надо ему, то есть мне, брать в руки режущие инструменты.
Отец, соглашаясь, как я теперь понимаю, большей частью для вида, провозглашал традиционное: До свадьбы заживет…
Нож на пару дней перекочевывал в ящик стола, рана заживала и… Снова нож становился непременным спутником мальчишеских игр.
Первое самостоятельное превращение «сырья» в законченное изделие связано у меня именно с вырезанием из дерева. Первое гордое – Я могу, – связано именно с ножиком.
Может быть, и следовало бы запретить играть с ножом ребенку. Но человек должен владеть инструментом…