«Вещи открываются тому, кто не замыкается в себе». Чжуан-чжоу. (I в до н. э.)
В наши дни популярность японского меча феноменальна. О нем слагают и пересказывают легенды, возведя в ранг мистического древнего сверхоружия. Но при описании меча, уделяя огромное внимание клинку и его функциональным возможностям, часто обходят стороной незначительные, казалось бы, второстепенные детали оправы. И напрасно… Во-первых, второстепенных деталей в боевом оружии, неизменно существующем на протяжении уже около 1200 лет, быть не может. Во-вторых, указанные детали позволяют взглянуть на меч с непривычной для европейского мышления стороны.
Самое видное место в оправе японского меча занимает цуба – пластина, находящаяся на стыке клинка и рукояти. О ней наше повествование.
Назначение
Прежде всего необходимо уточнить функциональное назначение этого предмета. Из статьи в статью переходит сравнение цуба с гардой (крестовиной европейского холодного оружия, служащей для защиты кисти при фехтовании). Это сравнение неверно. Достаточно вспомнить эволюцию этой сугубо функциональной детали длинноклинкового европейского оружия от VIII-X вв. до начала XVII в. По мере развития искусства фехтования небольшая крестовина вытянулась, получила дополнительные защитные дуги и в конце концов, корзинообразным эфесом закрыла всю кисть. Неужели японцы не могли придумать для своего меча такую же надежную защиту?
Все объясняется различием подходов к фехтованию на Востоке и Западе. Если в Европе совершенствовалась техника фехтования, придумывались все более изощренные приемы, применив которые, возможно было одержать победу, то на Востоке техника фехтования, оформившись в некую логически и функционально завершенную систему, остановилась в своем развитии еще в древности.
…Уход от удара в сторону, пропуская смертоносный Клинок, и режущий удар своим оружием на поражение! Отбив клинка в сторону и затем удар или укол! Блокирование клинка противника с почти одновременным уколом! Это практически весь арсенал приемов, применяемых в кэндо, японском фехтовании на мечах. Но мастерство, с каким они проводились, не шло ни в какое сравнение с европейской школой фехтования, где ставка делалась на какой-то один хорошо отработанный и неожиданный прием. Чтобы его провести и одержать победу противники некоторое время изучали друг друга, поджидая подходящего момента для атаки. С целью затруднения проведения таких приемов и более надежной защиты руки, собственно и применялся эфес.
В японском фехтовании эфес оказался не нужен – побеждал тот мастер, чьи движения были более быстрыми и неуловимыми. Если же встречались два фехтовальщика равного уровня, то они либо не обнажали своих мечей, либо гибли, поразив друг друга одновременно.
Поэтому небольшая пластина в основании рукояти меча, цуба, служит лишь для упора кисти при колющем ударе, предохраняя пальцы от соскальзывания на лезвие. Даже очень старые цуба, сохранившиеся до наших дней, не имеют вмятин от ударов мечом. Но кроме этого, чисто функционального назначения, в цуба заложен некий глубинный смысл.
История
Многие века назад, когда человек осваивал производство металлов, он заметил, что отполированная металлическая пластина в солнечный день сверкает подобно светилу и отражает в себе окружающий мир. Это было настолько непонятно, что считалось магией, волшебством. Зеркала делали круглой формы, уподобляя их солнцу, возведенному в ранг высшего божества. Им стали приписывать сверхъестественную силу, способную рассеивать тьму, отгонять демонов, оказывать благотворное влияние на жизнь человека.
В Японии зеркало стало одним из трех символов императорской власти, вещью, ниспосланной богами.
В японской религии Синто с помощью зеркала была обманута богиня солнца Аматэрасу («Сияющая с Небес»), вздумавшая спрятаться в пещере и погрузившая весь мир в темноту и хаос. Остальные боги, посовещавшись, установили перед входом в пещеру священное дерево, на ветвях которого привязали нити с яшмовыми бусинами магатама и зеркало. Одно из божеств держало это подношение, а женское божество Амэно-удзумэ («Отважная») стала плясать и, войдя в экстаз, «груди вывалив, шнурки юбки до сокровенного места распустила»*, чем развеселила всю божественную компанию. Аматэрасу, услышав, что боги веселятся, удивилась. Ей сказали, что появилось другое солнечное божество. Выглянув из пещеры, в зеркале она увидела себя. Хитрые боги стали отдалять приношения и, чтобы лучше разглядеть изображение, Аматэрасу вышла из пещеры. Так, по японской версии был спасен мир и в память об этом первому императору были переданы божественные регалии: меч Кусанаги («Коситель травы»), зеркало и драгоценности магатама.
Благодаря этому в японском миропонимании оказались объединенными вместе такие, казалось бы, различные предметы, как меч и металлическое зеркало.
Так, в оправе японского меча появилась цуба, размеры которой по прошествию боле чем тысячи лет остались такими же, как и в древности. Вначале это был просто полированный диск, но затем, следуя моде (а мода в оружии появляется так же настойчиво и постоянно, как в одежде), форму стали усложнять, добавились элементы декора. Развитие украшения мечей стало отражением социального положения их владельцев. В VII в. появились ходзю-цуба – стальные или медные пластинки яйцеобразной формы, более острый конец которых был ориентирован к лезвию. Центральное отверстие в форме эллипса дает право предполагать, что одевались они не на хвостовик клинка, как впоследствии, а на основание самой рукояти вместо укрепляющей муфты и украшались радиально расходящимися прорезями, возможно символизировавшими солнечные лучи. Позже их стали украшать инкрустацией серебряной или золотой проволоки.
В то же время появились ситоги-цуба – пустотелые внутри, спаянные из нескольких деталей. Они имели форму ситоги – жертвенного рисового пирожка. Мечи с такими цуба не были боевыми. Их носили аристократы при дворе императора, очевидно следуя какому-то ритуалу Синто.
В течение нескольких столетий непрерывных феодальных войн, раздирающих Японию, цуба на японском мече в зависимости от его назначения могла украшаться, а чаще оставалась грубой металлической пластиной без особого изыска. Но это не было связано с защитными функциями, как об этом заявляют некоторые Авторы. Такая пластина могла выполняться и из меди. Просто жизнь меча в реальном бою – непродолжительная.
Вопреки утверждениям об уникальных свойствах японских клинков, последние сотнями тысяч приходили в негодность на полях сражений, выкрашивались, получали зазубрины. Даже если Клинок не лопался в ослабленном месте, его перезаточка, учитывая специфику закалки японских клинков узкой полосой вдоль лезвия, «съедала» закаленную сталь. Какой смысл самураю было украшать боевой Клинок дорогой цубой, зная, что жизнь буси и их оружия коротка и эфемерна? Поэтому мечи, дошедшие до наших дней, – преимущественно те, которые не участвовали в войне. Это как правило уникальные и дорогие образцы.
По-настоящему в массовых количествах украшенные цубы стали изготавливать после объединения страны под властью сёгунов клана Токугава. Произошло это в самом начале XVII в. и ознаменовалось прекращением военных действий во всей стране.
Элементы цуба
Цуба представляет собой пластину металла размером примерно 6х7 см и толщиной 4-6 мм. Чаще всего, памятуя о древнем происхождении этого предмета, она круглой или слегка овальной формы. Но нет предела человеческой фантазии. Какой только экзотической формы они не бывают! (Разве что черного квадрата 10х10 см или даже 12х12 см на прямых клинках мечей ниндзя нет в реальной действительности. Эти цуба – порождение современного кинематографа.)
По японской классификации учтено более трех десятков форм цуба. Очень мало форм цуба, имеющих острые углы (обычно они скруглены), четырех-, пяти- или шестилепестковые, крестообразные, ромбические, трапециевидные или квадратные. Встречаются в виде многоугольников, по форме приближающихся к кругу, есть в форме шестнадцатилепестковой императорской хризантемы. Встречаются пластины, форма которых задана изображенным сюжетом, так называемые кавари – «переменчивая». По периметру пластины, называемому мими (край) может выполняться ободок, как изготовленный вместе с пластиной, так и прикрепляемый при сборке. Ободок бывает шире или уже толщины цуба, может быть квадратным или округленным в поперечном сечении, а то и просто представлять из себя рельеф, полученный в результате ударов молотка по краю пластины.
Плоскость (хира или хирадзи) пластины цуба имеет в середине отверстие под хвостовик клинка (накаго-ана). Лицевая сторона цуба (омотэ) направлена в сторону рукояти, противоположная (ура) – к клинку. Вверху и внизу отверстия накаго-ана обычно со стороны омотэ выдавлены углубления сэкиганэ для точной подгонки отверстия к размеру посадочного места на клинке. Иногда, когда отверстие все же велико, в него подкладывают кусочки металла – кутибэни – медь или латунь. Вокруг центрального отверстия с обеих сторон приподнимаются овальные плоскости сэппа-дай, которые перекрываются сечением ножен и рукояти. С обеих сторон на эти плоскости накладывается набор шайб сэппа, подбирая толщину которого добиваются прочного, без люфта, удержания оправы меча.
На плоскости хира, слева и справа от клинка между сэппа-дай и мими могут находиться отверстия – хицу-ана или рё-хицу (два отверстия) для выступающих рукоятей ножа кодзука и шпильки когаи. При этом кодзука всегда размещается в углублении на внутренней стороне ножен, а когаи – на внешней. Парный набор обычно характерен для малого меча вакидзаси, а большой меч катана лишь изредка комплектовался ножом кодзука.
Большой меч в варианте ношения тати предметов этих не имел, соответственно не было и отверстий в его цуба. У более старых, боевых мечей отверстия крупные, под размер добротного подсобного инструмента. В спокойные времена периода Эдо, нож и шпилька стали изящными, неся скорее декоративную нагрузку, придавая своеобразие оправе меча дополнительным художественным элементом своих рукоятей. Поэтому и отверстия в цубах периода Эдо небольшие. Поскольку на протяжении существования клинка оправа к нему менялась, иногда изготовленные ранее отверстия за ненадобностью глушились пломбами из мягкого металла – хицу-умэ. При этом мастера подбирали оттенок металла, гармонирующий с общим колоритом цуба.
Со стороны обуха клинка, в плоскости цуба встречаются иногда два небольших отверстия удэнуки-ана. Иногда отверстие может быть одно. По одной из версий они предназначались для кистевого шнура удэнуки (говоря проще – темляка), по другой – это древние символы солнца и луны. Впрочем, последняя версия не исключает и того, что в более поздние времена символам просто нашли практическое применение. И наконец, на сэппа-дай со стороны омотэ выполнялась надпись мэй, информирующая об имени мастера, а также месте и времени изготовления цуба. Но чаще всего она означала имя или фамилию мастера, переходящую из поколения в поколение, под которой трудились различные мастера семейной школы. В связи с этим принадлежность цуба чаще всего предположительна, но наличие надписи в любом случае повышает ее коллекционную ценность.
Художественные приемы
Материалы, из которых изготовляются цуба, различны. Цуба, извлекаемые из древних могильников при археологических раскопках – из бронзы, при этом уцелевшие фрагменты клинков – стальные. Возможно, что желтый оттенок был предпочтительнее, придавая им некое сакраментальное значение. Изготавливались они, скорее всего, теми же ремесленниками кагамиси, специализирующимися на изготовлении металлических зеркал.
По мере распространения меча как оружия, когда он перестал быть только символом определенного общественного положения его владельца, цуба превратилась просто в часть оправы клинка, потеряв свое символическое значение. Но благодаря этому свобода декоративного исполнения превратила ее в предмет творческих экспериментов, которыми стали заниматься ремесленники, специализирующиеся на изготовлении фурнитуры для оправы мечей – цубако. Исходными материалами для изготовления цуба была бронза, латунь, медь, железо и их сплавы с драгоценными металлами – серебром и золотом. В период Токугава, когда мечи превратились в вещь престижную, утратив боевое значение, к материалам цуба добавились: лакированное дерево, лакированная кожа, резная слоновая кость (в этом случае и ножны, и рукоять изготавливались из тщательно подогнанных друг к другу кусочков бивня), и даже фарфор. Изготавливали цуба и из чистого золота, покрывая ее черным лаком. Из сплавов самыми знаменитыми стали сякудо – меди и золота (до 5%) и сибуити – меди и серебра (до 50%). После литья они приобретают цвет меди или бронзы, но будучи подвергнуты последующей обработке травлением в последовательном ряде растворов становятся: сякудо черным с фиолетовым отливом, а сибуити серым с различными вариантами оттенков.
Декоративные приемы, которые использовали цубако были такими же, что использовались в ювелирном деле. Возможно это дало повод называть этих мастеров в европейской литературе ювелирами. Большинство цубако изготавливали недорогие обиходные предметы, «ширпотреб» по нашим понятиям. Но те, кто достиг вершин мастерства и изготавливал штучные вещи по заказам «сильных мира сего», без сомнения являлись своеобразными ювелирами, даже те из них, кто не работал с драгоценными металлами. Вообще, при изготовлении цуба исходный материал ценился в последнюю очередь. Важен был конечный результат, то чувство, то состояние, в которое погружался человек глядя на эту вещь. И в этом отношении стальная цуба, изготовленная известным мастером, вложившим в нее часть своей души, реально могла стоить дороже выполненной из драгоценного металла. Чтобы добиться такого эффекта, поверхность цуба полировали (мигаки) или делали шероховатой (наси); выполняли прорезной (сукаси), придавая ей ажурную легкость или наоборот, добиваясь эффекта высокой надежности, демонстративно оставляли следы ковки (цутимэ); добивались эффекта поверхности камня (исимэ). Очень популярной была отделка поверхности цуба в технике «Нанако» («рыбья икра»). Специальным чеканом плоскость (хира) заполняли очень маленькими (диаметром не более 1 мм) полушариями, издали похожими на рыбью икру. При этом такие «икринки» располагались не хаотично, а группировались в определенном порядке. Чаще всего это были концентрические окружности или прямые линии, иногда диагональное расположение создавало эффект насечки. На поверхности, подготовленной одним из этих способов делали инкрустацию заподлицо с поверхностью или рельефно выступающую, гравировали чуть касаясь поверхности или глубокими канавками (хори). Иногда заготовку для цуба выполняли многослойной, методом кузнечной сварки. Свивая, закручивая и перегибая детали из железа и стали или меди, золота, серебра и их сплавов, получали пластину, поверхность которой после травления становилась похожей на древесную кору (мокумэ). Иногда поверхность цуба покрывалась эмалью. Такой способ пришел из Китая, где изделия, выполненные в этом стиле, были весьма популярны. Но зато, в отличие от мастеров Ближнего Востока и Индии, японцы никогда не использовали при отделке оружия драгоценные камни и кораллы, считая это вульгарным.
Сюжеты
Сюжеты, создаваемые на поверхности цуба, целиком зависели от пожеланий заказчика, а также фантазии и мастерства цубако. Часто самураи низких рангов, а таких было большинство, заказывали или покупали готовые цуба с изображением воинской экипировки – лука со стрелами, шлема и веера. Такого рода сюжеты сопровождались изображением мон – кланового герба самурая. Вообще буси любили использовать мотивы мон, многократно повторяя их в своей одежде и на оружии, публично заявляя этим, воинами какого клана они являются.
А круглую стальную цуба с насквозь прорезанным изображением пагоды и парных серпов кама вполне мог заказать на свой меч один из шпионов синоби-но-моно (скрывающийся человек, ниндзя). Такие незамысловатые цуба были практичны, стоили недорого и отвечали вкусам своих непритязательных хозяев.
Буси, занимающие более высокое положение в обществе, отличались всесторонней образованностью, знанием трактатов о военном искусстве, произведений древних поэтов, этикета и многочисленных ритуалов. Среди них искусство слагать стихи ставилось так же высоко, как и мастерство фехтования, а чайная церемония тяною открывала путь к духовному совершенству.
Тонкий художественный вкус, присущий этой прослойке буси, способствовал формированию некоего изящного и неповторимого мира, полного очарования даже для непосвященных, который будучи ограничен площадью цуба, являет нашим современникам глубину души суровых японских воинов средневековья. Эти сюжеты, построенные на ассоциациях, символичны, и в свое время были понятны с первого взгляда, потому что на слуху были особенно удачные стихи или истории, нравоучительные притчи и слава героев, отличившихся в войнах. К несчастью время стерло из памяти многое, чем жили люди в те суровые века. Глядя на эти маленькие шедевры нам остается лишь догадываться…
Быть может, глядя на коня, изображенного на цуба, самурай повторял вслед за поэтом:
«Как будет всегда клубиться пыль
Под копытами скакуна -
Так с сердцем связан любой поступок
На вечные времена».
(Лю Цзисуй. Х в.)
А заказывая цуба с буддистской символикой – черепом, символизирующем бренность всего земного и четками – непрерывной цепи перерождений, ведущих к духовной победе над своим «я», ее владелец имел в виду, что:
«В жизни все предначертано свыше,
От своей судьбы не уйдешь.
К чему же тогда коварные планы,
Хитрость, лукавство, ложь?!»
(Лю Шань. XIV в.)
Часто темами миниатюр служили описания деяний знаменитых воинов. При этом акценты смещались на события в жизни этих полководцев казалось бы второстепенные, но с которых и началась их успешная карьера. Вот случай, описанный в «Хэйкэ-моногатари» (романе-хронике XIII в.). При преследовании противника войска полководца Минамото Ёритомо подошли к мосту через реку Удзигава. Противник его разрушил и двум самураям было приказано найти брод для переправы войска. Оба стрелой понеслись к реке, но славу мог стяжать только один – первый перешедший на другой берег. Кадзивара Кагэсуэ вырвался вперед и тогда другой самурай, Сасаки Такацуна, применил хитрость. Он крикнул сопернику, что у его лошади ослабла подпруга. Кадзивара остановился, чтобы проверить, а Сасаки вырвался вперед, первым достиг противоположного берега и получил одобрение сёгуна. Именно этот момент запечатлен на цуба из сякудо с инкрустацией золотом работы знаменитого мастера Гото Микусада, одного из представителей знаменитой династии цубако Гото, начало которой положил самурай Гото Юдзе (1453 – 1512 гг.). Традиция и слава этой школы поддерживалась семнадцатью (!) поколениями этой семьи, а их работы хранятся сейчас во многих частных и музейных коллекциях мира.
Изображение тиёдзуру – японского журавля, живущего, как считалось, тысячу лет, означало для обладателя такой цуба пожелание счастья и долголетия.
Симэнава – веревка, свитая из рисовой соломы, бывшая священной в религии Синто, являлась символом очищения и святости. Именно этот сюжет любил знаменитый полководец Такэда Сингэн (1521-1573 гг.). Считалось, что простые стальные пластины с закрепленными на них изображениями симэнава из латунной или медной проволоки, служат оберегами в бою. Сингэн, ставший легендой еще при жизни, не проиграл ни одного сражения, хотя вся его жизнь прошла в войнах. Его манере поведения и вкусам стремились подражать окружающие, и поэтому цуба, кажущиеся такими невзрачными, были в свое время необычайно популярны, так, что стиль этот получил название «Сингэн».
Бамбук был символом стойкости, а тигр в зарослях бамбука – счастья. Карп символизировал настойчивое преодоление препятствий. Умэ – слива и вечнозеленая сосна мацу, – символизировали стойкость, преодоление жестоких зимних морозов и жизненных невзгод. Волны означали слезы, поэтому изображение на цуба сосны и волн являлось символом ожидающей любимой. Сюжетов, изображаемых на цуба – сотни, и почти каждый из них предполагает нечто большее, чем кажется на первый взгляд.
Мастера и школы
Наиболее старые цуба, дошедшие до нашего времени, относятся к периоду междоусобных войн (XII-XIV вв.). Они отличаются простотой и функциональностью.
Низкосортная сталь, не пошедшая на изготовление клинка была основным материалом для их изготовления, а главным инструментом являлся кузнечный молот. На поверхности цуба заметны следы его ударов, а цвет их после остывания становился коричневым, иногда с фрагментами черной окалины. Общее впечатление – «тяжеловесность» и надежность. Такая работа называется инака-моно (грубая, сельская) или сире-моно (массовая продукция, «ширпотреб»). Но благодаря виртуозному владению технологией металлообработки и наличию художественного вкуса отдельные мастера поднимали эту отрасль своей деятельности до уровня искусства и становились цубако. Они украшали свои изделия пока еще грубыми прорезными стилизованными изображениями цветов, птиц или насекомых. Все эти работы без подписи называются мумей (анонимные). У некоторых цуба края как бы закатаны ударами молотка по торцу пластины. Самая ранняя надпись на одной из таких цуба свидетельствует, что работу выполнил Нобуие (1486–1564 гг.), представитель отнюдь не первого поколения школы Мётин. На основании этого, методом подобия, удалось определить и другие работы представителей этой школы. Мастера этой школы, носившие имя Нобуие также жили в XVII–XVIII вв. в провинции Идзу.
Расцвет искусства цубако приходится на XV в., когда изысканные вкусы аристократии стали распространяться среди самураев. Возросли требования заказчиков к оформлению цуба, поскольку в моду вошло оружие с художественным изыском. Делом престижа стало иметь даже и при небольшом чине дорогое оружие, хотя бы и на последние деньги. С этого времени и до 1876 г., когда правительство Японии запретило ношение мечей, трудилось примерно 3 тыс. известных мастеров цубако и множество ремесленников, им подражающих. По характерным признакам все их изделия были сгруппированы в более чем 60 школ и стилей. Говоря о школах цубако, подразумевают прежде всего семейные школы, в которых дизайн и приемы изготовления, удачно найденные основателем, передавались из поколения в поколение. Говоря о стилях подразумеваются цуба, изготавливавшиеся различными мастерами, объединенными местной традицией, иногда, следуя оружейной моде, даже по всей стране. Так в XIV в. стал популярен стиль «Мукадэ» («сороконожка»). Цуба этого стиля украшались кусочками проволоки, находящимися в выемках, а позже и просто на плоскости металла, и прихваченной поперечными проволочными же скобами. Концы проволоки входили в незаметные маленькие отверстия и там фиксировались. Создавалась действительно иллюзия длинного гибкого тела с множеством ног. Еще позднее, в XV в. этот стиль был усложнен, отверстий стало множество, но их совершенно не было заметно. А скрученные проволоки имитировали Симэнава. Так родился стиль «Сингэн».
Грубые прорезные изображения в старых цуба, совершенствуясь, привели к утонченному стилю «Сукаси», в котором внутри легких ажурных изделий расцветала ветка сакуры (японской вишни, символа самураев) или качались травинки под тяжестью севшей на них бабочки. Из этого стиля, после знакомства японцев с европейской культурой, родился ему противоположный, когда вся плоскость цуба заполнялась очень маленькими изображениями животных или растений в псевдоевропейском стиле, отделяемых еще более микроскопичными сквозными прорезами. Стиль получил название «Намбан» – «южный варвар», так японцы в своем национальном высокомерии называли европейцев.
В конце XVI в., в результате торговли с Китаем, в Японию попали изделия, украшенные перегородчатой эмалью. Разгадать ее секрет удалось мастеру Хирата Донину (умер в 1646 г.), который и применил этот прием для украшения оружия, назвав свой стиль «Сиппо-яки». Мастер стал настолько знаменит, что сёгун дал ему и его потомкам монополию на это новшество с условием выполнения работ только для дома Токугава.
Хирата изготавливал непрозрачную эмаль, и на ранних цуба этой семьи по однотонному фону (чаще всего синему или фиолетовому) были разбросаны изображения цветов, листьев и завитков стеблей вперемешку с мон (гербом заказчика). В XVIII столетии одному из потомков Хирата удалось разгадать секрет прозрачных цветных эмалей, и появились изделия, где в золотых ячейках с золотыми перегородками мерцала полупрозрачная воздушная эмаль. Невесомые драконы плыли среди легких облаков, мерцая в солнечном свете. В этом стиле стали оформлять не только цуба, но также рукоять и ножны меча, добиваясь стилистического единства, рождающего совершенно сказочное, праздничное ощущение.
Живший в конце XV – начале XVI вв. мастер Канеие, изготавливающий цуба казавшимся грубым методом поковки, инкрустировал их плоскость маленькими изображениями из драгоценных металлов. На самом деле грубость поковки была только кажущейся, – рельеф точно выверен и слегка подчеркнут штрихами гравировки. В результате возникали ландшафты в китайском стиле «горы-воды», полные очарования и поэзии, с изящными маленькими фигурками людей, лодками и павильонами.
Сколько их было, этих школ стремящихся довести свои творения до совершенства! Например, из разветвленной, раскинутой по всей стране семейной школы «Гото» в XVIII в. выделился Ода Наомасу, работавший с сякудо и золотом. Существовали и прославились другие школы: «Кинаи» (XVI в.), «Хикоки» (XVII в.), «Фусими» (XVII в.), «Аказана» (XVII-XVII вв.), «Масасиги» и «Набухиса» (XVII–XVIII вв.). Всех не перечислить, о многих знают лишь специалисты, посвятившие изучению японского меча всю жизнь.
Детали оправы меча
Подробно рассматривая историю цуба, было бы непростительной ошибкой не коснуться остальных, менее заметных деталей оправы японского меча. Тем более, что художественные достоинства их часто не уступают цуба, и изготавливается весь комплект мастером-цубако в едином стиле. При этом следует знать, что как раз цуба не является обязательным предметом в оправе меча.
Известен, например, стиль «Айкути» («подогнанное устье»), в котором рукоять и ножны представляют визуально одно целое. В период Эдо (1600–1867 гг.) в этом стиле оформляли короткоклинковое оружие самураи, ушедшие в отставку по возрасту. Несколько раньше, в эпоху феодальных войн, так оформляли боевое оружие, причем исключительно мечи тати, поскольку мечи катана молниеносно выхватывались из ножен (иай-дзюцу) с применением следующей техники. Левая рука охватывала устье ножен, согнутый большой палец упирался в цуба и, разгибаясь, выталкивал меч, помогая преодолеть фиксирующее приклинивание клинка в ножнах. Поэтому в монтировке катана, цуба – необходимая деталь, но опять же не для защиты руки.
В комплект оправы меча входят укрепляющая муфта фути, навершие касира, фиксирующий стержень мэкуги и декоративные бляшки мэнуки. Кроме этих деталей, монтируемых на рукояти, совершенно необходима деталь хабаки – клинообразная муфта, монтируемая на клинке, усиливающая жесткость меча в месте перехода клинка в хвостовик и служащая упором для рукояти.
Для того, чтобы вся эта конструкция стала монолитной, между хабаки и фути помещают набор шайб сэппа. Необязательным является присутствие в оправе вспомогательного инструмента кодзука, когаи и умабари (граненного стилета). В тати, являющемся боевым оружием всадника, их нет, поскольку по своему статусу всадник имел оруженосца, который и носил все бытовые предметы, прислуживая на привале. Катана, меч пехотинца, самурая более низкого ранга, мог комплектоваться дополнительно ножом кодзука, но также необязательно. Второй меч вакидзаси очень часто имел комплект кодзука-когаи или умабари-когаи.
Фути – укрепляющая торец рукояти металлическая муфта-колпачок с вырезом для хвостовика. Декоративные элементы располагались всегда с внешней стороны, поэтому для тати и катана муфты различны.
Касира открывали огромный простор для творчества мастера, поэтому они очень разнообразны в декоративном исполнении. Традиционно имеют форму подковки в тати и в виде колпачка у катана.
Стержень мэкуги и бляшки мэнуки, – это в общем-то парная конструкция. Во время непрерывных войн, когда меч применялся в бою, и от его прочности зависела жизнь владельца, рукояти крепились двумя поперечными штифтами через два отверстия в хвостовике. Это предотвращало расшатывание рукояти по вертикали при рубящих ударах. Штифты мэкуги изготавливались из бамбука и от выпадания предохранялись вбитыми с обеих сторон гвоздиками с декоративными шляпками. На боевых мечах таких гвоздиков – мэнуки – было четыре. В период Эдо, когда мечи в большинстве своем зажили мирной жизнью, от них стало требоваться другое. Ценность меча наглядно подтверждала высокий статус его владельца. А поскольку записи (имя мастера, время изготовления и характер испытания) находятся на хвостовике, возникла необходимость в быстром демонтаже рукояти для наглядной демонстрации всех достоинств данного клинка. Чтобы ускорить этот процесс, задний штифт упразднили, а в месте, где он находился, оставили декоративные шляпки мэнуки. Зато передний штифт, чтобы упростить операцию, стали оставлять открытым. Теперь это упрощение воспринимается как должное, а предназначение мэнуки забылось. На хвостовиках старых мечей второе отверстие теперь называют синоби ана (невидимое, скрытое), поскольку оно не используется, оставаясь скрытым внутри рукояти, а назначение мэнуки объясняют в меру своей фантазии.
Но как бы там не было, мэнуки сейчас, – это самостоятельный декоративный элемент, давший простор для творчества художников – миниатюристов. Есть коллекционеры собирающие только мэнуки, как один из видов миниатюрной пластики.
Стержень мэкуги иногда вместо дерева делают из рога или металла, гравируя его торцы. В этом случае он также имеет декоративное значение.
Муфта хабаки может иметь декоративную гравировку штрихами и точками, что никак не связано с ее функциональностью, определяющейся ее клинообразной формой (см.: «Японские армейские мечи», – «Оружие и Охота», № 9/2001 г. – прим. авт.).
У шайб сэппа видны лишь боковые стороны, за исключением первой, примыкающей к хабаки. На ней может быть надпись или изображение.
В декоративном оформлении меча большую роль играют видимые поверхности рукоятей ножа кодзука, шпильки когаи и граненого стилета умабари, если они предусмотрены в конструкции оправы. В этом случае на внешнюю сторону тонких плоских рукоятей прикрепляли декоративную пластинку дзиита (настил), на которой гравировали или инкрустировали какой-нибудь художественный сюжет.
Коллекционирование
Если цубако – мастера, изготавливающие цуба, то цубака – это люди коллекционирующие цуба. Появились они сразу же вслед за переходом цуба от предметов, имеющих чисто практическое значение, к произведениям искусства. В наши дни среди цубака можно встретить не только японцев, но и представителей других национальностей, страстно отдающихся поиску и приобретению этих маленьких миниатюр. Соответственно спросу отреагировал и антикварный рынок, появились подделки.
Ушло время увлечения подделками японских мечей гонконгского и прочего производства. Их покупают, но ажиотажа нет, поскольку ясно, что это декорация. Тем более ушло время мечей в стиле «фэнтэзи» с навороченными «драконистыми» цуба. Но вот опыт производства таких предметов остался, и он позволяет выдавать на рынок первоклассные «древние» изделия. Отличить их можно по весу, когда «бронзовая», вся в патине пластинка цуба оказывается слишком легкой, так как сделана из силумина или по несоответствию технологии изготовления. При современном уровне производства подделки зачастую оказываются лучшего качества, чем прототипы. Это выражается в «зализанности» форм, отсутствии следов ручной работы в тех местах, где цубако их оставляли, так как в оправе эти места оставались невидимыми. Могут насторожить следы, остающиеся после разъема литейных форм в том случае, если раньше такие цуба делали, удаляя металл резцами и надфилями. Проработка деталей, выбор сюжетов и их исполнение также могут многое сказать, так как зачастую у современных производителей, мягко говоря, не совсем хороший художественный вкус. Ну, и наконец, у настоящих цуба, бывших в оправе мечей, остаются следы и потертости от шайб и хвостовика, отсутствующие на подделках.
Само наличие на рынке таких новоделов, – неплохо. Это сувениры для тех, кто не может себе позволить большие финансовые затраты. Плохо то, что их при перепродажах стараются представить как вещи подлинные.
«И все же…»
Частные и музейные коллекции цуба существуют, количество людей, интересующихся этим видом искусства также множится. В Украине существует одна из самых больших музейных коллекций цуба в Европе, более ста подлинных произведений, изготовленных в мастерских двадцати школ Японии периода Эдо. К тому же в этой коллекции два десятка декоративных деталей оправы японского меча и несколько единиц холодного оружия в резной оправе из кости и дерева. К сожалению, в связи с реорганизацией музея коллекция эта экспонируется редко, находясь в запасниках.
Мир, открывающийся при рассматривании цуба, будет вновь и вновь притягивать к себе, являясь той тонкой вибрирующей нитью, которая связывает духовный мир современников с мироощущением людей минувших эпох. И глядя на застывшее в металле время хочется повторить вслед за японским поэтом Исса Кабаяси:
«Наша жизнь – росинка.
Пусть лишь капелька росы
Наша жизнь – и все же…»