– Корр. Борис Ибрагимович, каким был ваш путь к кузнечному искусству?

– Б.И. С детства, сколько себя помню, меня интересовала любая работа, навыки которой позволяли своими руками сделать какую-то вещь, непохожую на остальные, но особенно – работа с элементами творчества. Мой отец был столяр, изготавливал мебель и кроме этого владел множеством других навыков. Таких людей характеризуют обычно словом «умелец». И я в детстве стоял у его верстака, смотрел, как он работает, что-то сам пытался повторить.

Мой старший брат стал работать в кузне и, начиная с 1970 года, еще учась в школе, я приходил к нему, приглядывался к кузнечной работе.

…В те прагматичные годы о художественной ковке мало кто слышал. На производстве требовалось перевыполнение пятилетних планов, диктуемых всей стране. Поэтому работа кузнеца в те, уже ставшие далекими, советские времена, ограничивалась грубыми поковками технического плана. Кузнецы трудились над изготовлением хозяйственного инвентаря, болванок для последующей их обработки на металлорежущих станках, изготовлением запасных деталей для различных машин и механизмов. Художественная ковка, как направление кузнечного ремесла, имела место лишь во время каких-либо реставрационных «мероприятий», результаты которых явно не дотягивали до работ старых мастеров. Практически не осталось таких кузнецов, у которых можно было чему-то научиться, перенять опыт… Со специальной литературой также было непросто. А меня все больше интересовало прикладное применение полученных навыков.

После школы поступил в художественно-педагогическое училище в городе Душанбе (Таджикистан). Там, в период с 1970 по 1974 годы, появились мои первые еще ученические работы. После окончания училища я год проработал педагогом в школе, и работа со старшеклассниками мне нравилась, но хотелось практического применения и совершенствования имеющихся знаний. Я стал «искать себя». В течение трех лет сменил около десяти мест работы. Наконец, в 1979 году, устроился в «Республиканский художественный фонд», работники которого украшали новые, строившиеся, и реставрировали исторические архитектурные объекты. Я занимался резьбой по ганчу (так в Средней Азии называют художественную резьбу по алебастру и гипсу). Это традиционное среднеазиатское искусство, появившееся, очевидно, в связи с особенностями местного климата, заключающимися в том, что круглый год сияет солнце и выпадает очень мало осадков. Гипсом штукатурят стены зданий, а затем на этой мягкой основе вырезают орнамент, полностью покрывая здание затейливой резьбой. Фон тонируют ярким цветом, и здание выглядит, как покрытое белым кружевом, ослепительным в лучах яркого азиатского солнца!

– Корр. Вы успешно участвовали в фестивалях кузнечного искусства в городе Балашиха, под Москвой. Расскажите об этом этапе вашего творчества.

– Б.И. Занимаясь резьбой по ганчу, я не забывал и о кузнице. Попутно со своей основной работой, изучал приемы художественной ковки. Но в те времена многое в этом направлении приходилось постигать самостоятельно, учиться на собственных ошибках. В тот период я занимался художественной ковкой мелких декоративных изделий. Темами таких поковок были работы старых азиатских мастеров, уважительно называемых «усто». Старые сохранившиеся образцы я внимательно изучал в музеях или разыскивал среди репродукций в книгах по истории.

Проживая в Таджикистане, я был, конечно, увлечен культурой Востока. Мне хотелось, используя традиционные каноны восточного искусства, выразить свой взгляд, свое понимание того, что окружает человека. Свои изделия я делал в кузнице у брата, и они пользовались определенной популярностью. В конечном итоге мне с братом предложили работу, связанную именно с художественной ковкой. Мы начали оформлять интерьеры и городские ландшафты.

В начале 1980-х годов в Подмосковье, в городе Балашиха, состоялся фестиваль кузнечного искусства. Я загорелся желанием стать участником этого фестиваля. Подготовив в течение года несколько работ, я поехал на 2-й фестиваль, и в дальнейшем участвовал в них регулярно, вплоть до начала 90-х годов. Мои работы на этих фестивалях побеждали в конкурсах, награждались дипломами.

Оглядываясь сейчас на события того времени, я пришел вот к какому выводу. Познакомившись на «балашихинских» фестивалях со многими кузнецами из всех уголков СССР, я заметил, что все мы, независимо друг от друга, начали заниматься ковкой примерно в одно и то же время, приобретая опыт на собственных ошибках. Очевидно, в нашей стране были для этого объективные причины. Мне кажется, что обстановка наступившего в те годы «застоя», когда в государственном масштабе отдельная личность нивелировалась до уровня социума, когда негласным принципом стало «не высовывайся», – многие молодые граждане СССР, просто искали «отдушину» для своей энергии, такое занятие, где могла бы проявиться в полной мере их индивидуальность. И какая-то часть этих людей нашла себя в кузнечном искусстве.

– Корр. Когда вы занялись изготовлением клинков?

– Б.И. Примерно в это же время, в начале 80-х годов, я стал уделять внимание и холодному оружию. Сначала ковал и осуществлял сборку среднеазиатских национальных ножей – пчаков. Основными заказчиками таких изделий были чабаны, поэтому в этот период я уделял больше внимания функциональности и практичности своих изделий, чем декору. Тем не менее, ножи эти легко узнаваемы. Они имеют специфическую форму и универсальны в сфере своего применения. Внешний вид пчака – широкий Клинок с прямым обухом и резким подъемом участка лезвия на конце, к острию. Рукоять лежит на линии обуха. Место соединения клинка с рукоятью, там, где пята клинка своим выступом предохраняет пальцы от соскальзывания на лезвие, заливается оловом. По олову резцом гравируют орнамент.

Рукоять пчака несколько расширяется в сторону навершия, а само навершие образовано резким изгибом ее нижней части. Перед этим изгибом обязательно есть маленький выступ для мизинца. Он так мал, что многие не обращают на него внимания. Но это обязательная характерная деталь среднеазиатского национального ножа.

Сама рукоять состоит из двух плашек (щечек), костяных или из рога (редко из дерева). Они соединяются двумя или тремя заклепками на хвостовике клинка. Линия стыковки плашек по периметру также заливается оловом, и собранная рукоять получается очень аккуратной, без щелей.

Клинок пчака может иметь небольшие изменения в своей форме, в зависимости от традиций тех мест, где его изготовили. Обух клинка может быть совершено прямой, либо к острию несколько поднимаеться вверх. Иные варианты клинка имеют перед острием небольшую горбинку, после которой обух слегка прогибается вниз. Скорее всего, это не связано с какими-то функциональными возможностями ножа, а продиктовано местными обычаями, сложившимися в течение длительного времени. Ведь сообщества людей, живших в долинах, разделенных горными хребтами, в прошлом были достаточно замкнутыми.

Украшается пчак просто. На клинке присутствуют обязательный полумесяц и надпись с благопожеланием на арабском языке. Часто она может являться лишь стилизацией, воспроизводимой кузнецом с какого-то образца. Как правило, эти изображения на Клинок наносятся техникой таушировки и инкрустации цветными металлами.

Ножны кожаные, глубокие. У находящегося в ножнах ножа снаружи виднеется лишь навершие.

– Корр. Что привело вас к изготовлению холодного оружия по собственным проектам?

– Б.И. Занимаясь изготовлением национальных ножей, я приобрел специфический кузнечный опыт. В дальнейшем мне захотелось продолжить работу в данном направлении, но применить полученный опыт для изготовления каких-то иных ножей: необычных, более изящных. Так появилась серия ножей и кинжалов, в отделке которых я стал применять ювелирные приемы работы. Форма у них была своеобразной, такой, как я представлял в то время для себя восточный нож. Вот с этими работами я и участвовал в конкурсах кузнецов в городе Балашиха.

– Корр. Как сформировался ваш стиль?

– Б.И. Прежнее место моего жительства наложило отпечаток на мои художественные вкусы. Среднеазиатский колорит диктует свое понимание формы предмета, техники его исполнения, рисунка орнамента на нем. Часто то, что хочется выразить в вещи, связано с первыми впечатлениями, воспоминаниями детства. Высокие стройные тополя, колоннами уходящие в небо, изгиб серебристых рыб в водной глубине, взлет горных вершин… Кроме того, немалую роль сыграло и то, что именно в это время в республике стали отдавать предпочтение художественным работам в национальном стиле. Но какой-либо конкретной художественной национальной школы в то время в Таджикистане не существовало, не осталось и мастеров, продолжавших давние традиции и передававших свои знания ученикам. Пришлось начинать практически с нуля, серьезно изучать историю Таджикистана. Очень помогли книги и ряд изображений на древнеперсидских миниатюрах. Изучал древний растительный орнамент на археологических экспонатах. Все это в дальнейшем определенным образом трансформировалось, увязывалось между собой. Задумав изготовить что-либо, носился с этой идеей дни и ночи, перебирал массу вариантов, но, как правило, самые первые интуитивные представления о вещи оказывались наиболее верными и воплощались в металле. А иной раз наоборот, задавался целью придумать и изготовить наибольшее количество вариантов на заданную самому себе тему. Как правило, такие поделки были в форме мелкой пластики. Одна из таких тем, давшая простор для фантазии – «Пружинки». Я стремился в этой теме познать, сколько ярких образов таится в обыкновенной, в несколько витков навитой спиральной пружине. А стиль? Я не стремился его специально создавать. Избрав направление работы, просто старался делать то, что мне нравилось!

– Корр. С кем из российских мастеров вы встречались на кузнечном фестивале в городе Балашиха?

– Б.И. Встречался со многими, туда все съезжались. Был хорошо знаком с В.И. Басовым. Он приглашал меня к себе в кузницу. Очень жалею, что так и не пришлось там побывать. Одно время я тесно сотрудничал с Л. Архангельским. Он тогда только начинал свое восхождение к славе. Ему нравился стиль, в котором я исполнял свои изделия. Многие клинки ножей и кинжалов мною были изготовлены из сваренных Л. Архангельским пакетов стали. Так работать для меня в то время было проще. Везти через полстраны полосы клинков было рискованно, а просто стальные заготовки, выгорающие при кузнечной сварке – неразумно (в то время у меня на родине ощущался дефицит качественного металла). Поэтому сваренные пакеты, по сути, куски металла, я спокойно вез в Душанбе, где расковывал их и превращал в клинки нужной мне формы. В целях экономии металла все клинки я изготавливал в кузнице вручную, оттягивая их на наковальне до требуемого размера. При окончательной доводке стремился снимать как можно меньше металла. …О том этапе моей жизни остались лишь фотографии ножей, кинжалов, сабли.

После того, как я обосновался в Украине, мои связи с российскими коллегами несколько ослабли. Иногда созваниваемся, но регулярно ездить в Москву уже не удается.

– Корр. Что привело вас в Украину?

– Б.И. В 1992 г. мне пришлось уехать из Таджикистана, бросив все, что было у меня в той жизни. Судьба привела меня в Одессу, где я начал все сначала. Заниматься серьезно холодным оружием у меня времени не было. Необходимо было как-то обустраиваться на новом месте, выполнять те заказы, которые удавалось получать. Но, тем не менее, мне удалось оборудовать небольшую мастерскую, где я мог хотя бы урывками заниматься любимым делом. Причем, больше для того, чтобы не утратить навыков. Затем начал работать в художественном цехе и в последнее время работа с холодным оружием вновь стала одним из серьезных направлений моей деятельности.

И на новом месте, в Украине, я сохраняю верность восточному стилю. Для меня важен линейный рисунок, характерный для Востока. Изделие должно иметь такие очертания, линии его рисунка должны так виться, чтобы в пространстве, окружающем предмет, чувствовалось его продолжение!

– Корр. Ваши впечатления о выставке «Мастер Клинок»?

– Б.И. Прежде всего, необходимо сказать об организаторах этой выставки. Именно из появившихся в 2003 году первых номеров журнала «Клинок», я узнал, что в Украине есть мастера-энтузиасты, изготавливающие авторские ножи. Я понял, что и сейчас не одинок в своем увлечении. Можно хвалить «Клинок» (и, на мой взгляд, он того заслуживает), можно ругать, – находя в нем какие-либо несоответствия своим личным вкусам и пристрастиям. Но одно бесспорно – и организация выставки «Мастер Клинок» это показала,– журнал в Украине является большим, чем просто периодическое издание на ножевую тему. Журнал создают те люди, которые пытаются объединить мастеров и расширить круг любителей клинка. А любители – это потенциальные потребители ножевых изделий, определяющие рынок спроса на продукцию мастеров и ножевых фирм. Именно поэтому я вновь увидел перспективу в том деле, которое мне нравится, но которым в последние годы я занимался исключительно для себя. На выставку я приехал, заочно зная по публикациям многих украинских мастеров. Тем интереснее было познакомиться с ними лично и увидеть представленные работы своими глазами. Такое общение дает заряд творческой энергии надолго.

Об образцах, увиденных мною на выставке, скажу следующее: хотелось, чтобы бытовые ножи были более эргономичны, без вычурности, а вот экспонировавшиеся авторские работы – вне критики. Особенно изумительны по тонкости исполнения работы на стенде мастеров из союза оружейников «Біла 3бpoя». На выставке было много такого, с чего можно брать пример. Я рад, что мастера на этой первой выставке выглядели весьма достойно!

Беседовал Виктор Кленкин, фото автора, а также из архива Б.И. Абдуллаева.